Бредет в фонарном освещенье
ослепшая худая кляча.
Беззвучно молит о прощенье
за темнотой оконной пряча
свое лицо - хозяин прежний.
Несчастный нищий человек.
Когда-то сильный, но, небрежно,
беспечно тратящий свой век…,
и нынче – пьяница да склочник,
завистник, да в долгах погрязший
искусник в словесах порочных,
безликий человечек зряшный…

Понура поступь, сердцу больно
от вида язв кровоточащих.
Ничто уж о житье привольном
да днях - стремлением сквозящих
напоминанием не служит.
Лишь за людского зла обида
в душе, что черный ворон кружит,
от угнетающего вида…
Но, ведь бывали дни иные...,
совсем недавно в даль ушедших
погожих лет. Где, как и ныне
светило солнце, в водах вешних
блистали золотом надежды -
улыбка, радость, дух да сила...
Порывом сладостным и нежным
из далей вечности сквозило,
да укрепляло в убежденье
что нет там тьмы, лишь только свет
начертан за трудов уменье,
а нищенства, тем паче - нет…

И вот, года ушли, а силы
иссякли, обратясь в ручьи
из бурных рек. И сердцу милым,
да по заслуге честной чин -
спокойствие да безмятежность,
за череду в трудах прожитых
времен. Где рвенье да прилежность,
в отчетность фактами подшиты.
Не тут-то было…! В мире этом
все по иному повелось,
к бессилью старости приветом,
в нем сущей зрится только злость.
Нет, не огульностью, но - чаще,
лишь раздраженье да брезгливость…
Подтекстом в слове настоящим:
«Уйди навеки, сделай милость!
Коль силы нет – кому ты нужен?
Что проку в знанье позабытом?
Ретив у привязи - снаружи,
младой да сильный бьет копытом…!»

Довольно философий…! Что там…?
Слепая кляча вдоль забора
пришла к распахнутым воротам,
где - ни охраны, ни запора....
Слепая… Что судить теперь-то!?
Ведь это б зрячий тут же сник,
при виде грязной да потертой
дощицы, с надписью «Мясник»…